Системный подход в семейной терапии охватывает разные модели: динамическую, коммуникативную, структурную, стратегическую и др.

В динамическом подходе актуальный семейный конфликт понимают как стремление партнеров овладеть одним и тем же объектом, занять одно и то же место или исключительное положение, играть несовпадающие роли, достичь несовпадающих целей или использовать для их достижения взаимоисключающие средства. Самостоятельное разрешение конфликта его участниками затруднено из-за взаимного непонимания, неприятия, взаимозависимости, незрелости, невротических тенденций. Психоаналитик обращает внимание на социальные влияния, модели проекции и идентификации, «неоконченное дело» или травму в родительской семье, сублимацию фрустраций, механизмы совладающего поведения (копинга) и адаптации, «ключи» к бессознательному идентифицированного пациента.

В процессе терапии создается атмосфера открытости и искреннего проявления чувств, члены семьи меняются местами, смотрят в глаза, прикасаются друг к другу. Бессознательные семейные защиты выявляются с помощью анализа обмолвок, метафор, жестов, фантазий, сновидений. Для анализа взаимного восприятия членов семьи, их взаимоотношений, взглядов на прошлое и будущее используется техника «Семейной скульптуры». Психотерапевт интерпретирует и видоизменяет скульптуру для стимуляции свободных ассоциаций.

Для облегчения инсайта поощряется проговаривание подавленных или вытесненных стремлений, неосознанный смысл сказанного интерпретируется терапевтом. Интерпретации помогают выявить и преодолеть индивидуальное и семейное сопротивление, которое мешает осознанно удовлетворять основные влечения. Благодаря интерпретациям члены семьи начинают понимать, как их прошлое незаметно влияет на их настоящее. Это приводит к эмоциональному дистанцированию от актуального конфликта и его разумной переработке.

Перенос позволяет членам семьи и/или семье в целом проецировать свои неразрешенные объектные отношения на терапевта. Этот процесс особенно легко инициируется при ведении семьи двумя разнополыми терапевтами, которые ассоциируются с родителями. Интерпретации помогают семье проанализировать ранние объектные отношения в терминах переноса и взять их под сознательный контроль. В заключение выявляют неотреагированные реакции индивида на утраты и завершают работу горя в присутствии и с участием других членов семьи, что ускоряет процесс исцеления и повышает уровень семейной эмпатии.

При коммуникативном подходе стремятся определить, кто в семейной группе находится в центре коммуникативного процесса, кто является «звездами», кто изолирован, кто мешает коммуникативному процессу, кто его поддерживает. На диагностической стадии работы решают следующие задачи: 1) подготовка членов семьи к переживанию опыта, который может служить моделью их будущего поведения; 2) определение желаемого состояния для семейной системы и 3) определение текущего состояния семейной системы. Терапевт выясняет, как партнеры принимают решения: заискивая? задираясь? наставляя? отстраняясь? делая вид, что им все безразлично? Открыто ли обсуждаются варианты, учиывается мнение каждого или нет? Выявляются супружеские мифы: «Если ты меня любишь… а) я в порядке; б) ты догадаешься, что мне нужно; в) ты должен думать, чувствовать и действовать, как я».

Чтобы разобраться в несогласованных, перепутанных взаимоотношениях в закрытой семье, терапевт составляет карту семьи, в которой отмечает связи в парах и треугольниках. Определяет тип родительских масок: Начальник (три варианта: миротворец, обвинитель, расчетливый), Безответственный (потакающий приятель) и др. Прослеживает хронологию семейных кризисов, выясняет способы их разрешения. Наконец, выявляет влияние моделей родительских семей.

Основной составляющей терапии является этап тренинга навыков адаптивного общения. На этом этапе используются проясняющие вопросы, корригирующие замечания, обучающие техники. Большое значение придается невербальным приемам, в частности «семейной скульптуре». Например, глава семейства взял на себя слишком много обязательств. Семье предлагают:

– Чтобы вы полностью прониклись ситуацией, попробуйте разыграть ее. Отец устойчиво встает посреди комнаты. Мать берет его за правую руку, старший ребенок – за левую; средний обнимает за талию, младший – со спины. Теперь каждый осторожно, легонько потянет на себя и застынет в этом положении. Через несколько секунд отец почувствует себя растянутым во все стороны, ему станет неудобно, он будет на грани потери равновесия. Зависимый член семьи становится на колени и униженно протягивает руки к стоящему на стуле, как на пьедестале, «тирану» с указующим вниз перстом или сажает его себе на шею. Созависимые супруги душат друг друга в объятиях, «отстраненного» родителя помещают в угол и т. д.

В рамках структурной семейной терапии фокус делается на образцах и формах внутрисемейного взаимодействия, распределении власти, модусе принятия решений, границах, близости членов семьи и дистанции между ними, альянсах, сговорах, ролях, правилах, сходстве и взаимном дополнении. Тщательно разрабатывается план работы, предусматривающий разнообразные воздействия на семью.

Вначале терапевт определяет, кто в семье лидер, кто сублидер – «рупор семьи», кто идентифицированный пациент (чаще – ребенок, выделенный семьей в качестве семейной защиты). Если в семье есть явный лидер, терапевт обращается к другим членам семьи через него. Затем терапевт присоединяется к семье, устанавливая конструктивную дистанцию, подражая их речи, используя понятия, отражающие доминирующие анализаторы того или иного участника. Терапевт говорит с родителями на языке ответственности, с детьми – на языке отстаивания прав; с общительной семьей он общителен, со сдержанной – сдержан.

Входя во временный альянс с одной из семейных субсистем (родителями или детьми) терапевт на какое-то время отдает все свои силы, авторитет и власть данной группе или члену семьи. Укрепив эту субсистему, терапевт может осуществить альянс с другой субсистемой. Присоединение терапевта к субсистеме способствует укреплению партнерских связей между ее членами и границ субсистемы внутри общей семейной системы.

Присоединение к субсистеме также помогает терапевту перераспределить власть в семье, разрушить треугольники, проявить больше гибкости при маневрировании внутри семейной системы, установить адекватные границы между субсистемами. При этом надо учитывать опасность неосознанной идентификации с одним или несколькими клиентами против других – «встать на сторону одной субсистемы», а также то, что именно так может воспринять присоединение к субсистеме семья.

Терапевт играет роль человека директивного, эмпатичного и отстраненного, но включенного в контекст семейных отношений в качестве одного из его элементов. Он подталкивает семью к определенным действиям, дает указания, прибегает к ролевой игре, по-разному рассаживает членов семьи. Это позволяет ему воочию наблюдать функционирование семейной структуры в различных условиях, а семье – осознавать и изменять свои реакции на внешние воздействия.

Структурные ходы терапевта перераспределяют членов семьи таким образом, чтобы поддержать нуждающиеся в этом субсистемы и укрепить границы между поколениями. Разрушаются внутрисемейные альянсы, поддерживающие дисфункциональность семейной системы, родители освобождаются от излишней вовлеченности в жизнь детей, а дети – в жизнь родителей. Между родителями возникает единство, их действия становятся более согласованными. С помощью инструкций и домашних заданий терапевт перекраивает внутрисемейные границы, ослабляя слишком жесткие и укрепляя слабые. Например, воровство мальчика связано с недостаточным вниманием родителей к нему. Мальчику дается инструкция воровать у отца, что переносит симптом в семью и мобилизует родительские функции.

В стратегической семейной терапии основную методическую роль играют директивные вмешательства терапевта, четко определяющие, что члены семьи должны делать, как во время сессии, так и за ее рамками. Главное назначение директив – изменение тех способов, посредством которых члены семьи устанавливают отношения друг с другом и с терапевтом. Кроме того, директивы позволяют узнать реакцию участников терапии на инструкцию. Директивы повышают включенность терапевта в жизнь семьи, вынуждают ее членов взаимодействовать между собой, давая больше информации о структуре семьи и ускоряя процесс изменений.

Директивы направлены на то, чтобы воссоединить первоначально разобщенных членов семьи, содействовать согласию между ними и доброжелательному настрою, усилить позитивный взаимообмен, помочь семье выработать более эффективные правила, лучше соблюдать границы между поколениями, позволять больше автономии своим членам и поддерживать их в достижении индивидуальных целей.

Дж. Браун и Д. Кристенсен (2001) приводят примеры прямых директив. Женщине, которой трудно было начать самостоятельную жизнь отдельно от матери, предложили без предупреждения навестить мать и завести с ней разговор с целью вызвать ее неодобрение.

Матери, которая не работала и чрезмерно опекала сына, предложили устроиться на работу. Молодому неработающему мужчине, много времени проводящему дома, предложили 4 часа в день уделять поиску работы. Разведенной женщине посоветовали включиться в работу группы для разведенных. Паре, которой трудно было отделиться от родителей, предложили во время сессии спланировать свой переезд и на следующей неделе посвятить в свои планы родителей. Родителям, которых беспокоило частое посещение дочерью развлекательного центра, посоветовали сходить туда «на разведку».

К. Маданес (1999) описывает работу с созависимой семьей, иллюстрирующую применение прямых директив. Мать четырех детей – в прошлом наркоманка, а ныне религиозная фанатичка, жестко наказывала своих детей – семилетних братьев-близнецов, страдавших недержанием кала, который они рассовывали по щелям в стенах квартиры. Они мочились в окно, устраивали поджоги в доме, поджигали колыбель с младенцем, фургон на улице. Маданес посочувствовала матери, которой «достались» такие трудные дети и выразила восхищение ее готовностью всегда объясняться с ними начистоту. Одновременно она оценила поведение детей как своеобразную заботу о матери, которую настолько поглотили созданные ими проблемы, что ей самой уже не требовался надзор со стороны полиции. Когда мать расплакалась, Клу велела Роберту, более агрессивному близнецу, крепко обнять и поцеловть мать, вытереть ее слезы и пообещать позаботиться о ней. Мальчик выполнил требование терапевта со всей нежностью, на которую был способен, и несколько минут не выпускал мать, обнимал, а она ласкала его. Работа с семьей продолжалась 10 месяцев, но уже после этой первой встречи главные симптомы у детей исчезли, и мать больше не проявляла к ним жестокости.

Дж. Браун и Д. Кристенсен (2001) приводят примеры парадоксальных заданий из своей практики. Гордой своей независимостью матери-одиночке, препятствующей самостоятельности своего сына, предложили делать для него еще больше, чтобы она не чувствовала себя одинокой. Мальчика, который часто «закатывал истерики», попросили продолжать это делать, но лишь в определенной комнате и только после школы, когда он действительно ничем не занят. Жене, которая собиралась бросить мужа, но никак не могла это сделать, предложили остаться с мужем на том основании, что он нуждается в ее заботе. Женщину, которая страдала депрессией, попросили ежедневно в течение часа сидеть в одиночестве и предаваться унынию. Ей сказали, что управлять своим настроением можно лишь в том случае, если она научиться «включать» и «выключать» депрессию.

Супруги, склонные часто ссориться, должны были продолжать это делать, чтобы больше общаться друг с другом. Девушку-подростка, которой было трудно начать самостоятельную жизнь отдельно от матери, похвалили за то, что она жертвует собой, защищая мать от жестокой реальности. Страдающую депрессией девушку попросили имитировать подавленность, при этом родителям надлежало поощрять наиболее яркие проявления ее депрессии. Матери, которая постоянно беспокоилась о своем сыне, посоветовали ежедневно в течение часа сидеть в одиночестве и волноваться. В течение этого часа ничем другим заниматься было нельзя.

Я могу управлять Соединенными Штатами и могу управлять своей дочерью Эйлис, но я не могу делать то и другое одновременно.

Теодор Рузвельт

Отечественный подход

Лучшее, что отец может сделать для своих детей – это любить их мать.

Теодор Хесберг

В.Д. Менделевич (2003) описывает характерные психологические портреты членов созависимой семьи. «Пособник»(обычно это мать или жена) дает деньги на приобретение ПАВ, постоянно извиняется перед всеми за поведение зависимого, помогает скрыть его неблаговидные поступки, спасти от их последствий. Испытывает чувства вины и стыда, отрицает свое неудовольствие и гнев. «Компенсатор»стремится своими успехами вернуть семье признание: жена содержит дом в идеальном порядке, ребенок добивается успехов в учебе и спорте. «Сирота»– ребенок, который остался без внимания, так как мать взяла на себя функции зависимого отца. Ребенок испытывает чувство ненужности, малоценности, удовлетворяет свои эмоциональные потребности в компании – часто химически зависимых подростков. «Приспособленец»использует зависимость члена семьи для получения сочувственного внимания окружающих. Кроме того, жена не боится, что муж-алкоголик оставит ее, мать благодаря наркомании ребенка манипулирует супругом. «Козел отпущения»служит громоотводом для разрядки негативных эмоций членов семьи, объединяет их против себя, сплачивая семью.

Как указывает А.Я. Варга (2001), специфическими причинами конфликтов в современной российской семье являются следующие ее особенности: семья обычно не нуклеарная, а трехпоколенная; взаимная материальная и моральная зависимость ее членов очень велика. Границы семейной системы не адекватны требованиям оптимальной организации; семейные роли спутаны, функции разделены невнятно; индивидуальность и независимость фактически отсутствуют, основным является вопрос о власти. Широко распространен ряд семейных мифов, лежащих в основе семейной идентичности и определяющих поведение членов семьи.

«Мы – дружная семья».Этот миф характерен для семей, переживших много потерь, оторванных от родных мест и не интегрировавшихся в новое окружение. Негласные девизы семьи: «Наш дом – наша крепость», «Один за всех – все за одного», «Разлучаться нельзя». Нуклеарная семья не выделена из семейного клана, ее дети – общие для всех, племянники и племянницы приравниваются к родным детям. В таких семьях дети включены в обслуживание психологических потребностей родителей; забота о собственных потребностях оценивается как эгоизм, а предпочтение, оказываемое «чужому», – как предательство. Конфликты скрываются от детей и окружающих, отношения не выясняются, негативные эмоции подавляются или вытесняются. Кто плохо подумал о родственнике – сам плохой, его подвергают остракизму. Способ самонаказания – стать идентифицированным пациентом. Наиболее частые симптомы – тревожно-депресссивные расстройства, импульсивное, агрессивное и аутоагрессивное поведение, нервная анорексия.

«Мы – герои и выживальщики».Предки сумели выжить в тяжелых условиях, совершив более или менее героические поступки. У членов семьи имеется непреодолимая потребность преодолевать трудности, которые они сами ищут или создают. Они отличаются максимализмом установок, ригидностью аффекта, который обычно напряжен до страсти: сумасшедшая любовь, безумное счастье, бешеная ревность, страшное горе. Они принципиальны и непримиримы, не прощают обид и гордятся тем, что, поссорившись, годами не разговаривают друг с другом. Детей воспитывают в аскетическом духе, требуют отличной учебы, сурово наказывают, в том числе и физически. Главный девиз: «Терпи, казак, атаманом будешь». В такой семье часто встречаются хронические нелеченные заболевания и психологические проблемы – «герои» обходятся без врачей и психологов.

«Спасительница».Гиперфункционалка поддерживает гипофункционалов практически и/или исправляет морально. Она всегда рядом с больными и инвалидами; если кто-то готов согрешить – его подтолкнут с помощью механизма запретного плода. Спасительнице нужна жертва. Если муж не был алкоголиком, он им станет. Если сын был паинькой, он свяжется с компанией наркоманов. Дочь после любовной неудачи впадет в затяжную депрессию.

«Мы – люди».В семье сверхценно относятся к знаниям, образованию, которые магически защищают от опасности «оскотиниться». Женщина у плиты превращается в клушу, сексуально возбужденный мужчина – в козла, выпивший – в свинью. Маленький, необученный ребенок – зайка, рыбка. Чтобы сделать из него человека, надо его выучить, поэтому к учебе относятся как к священному ритуалу. Дети не имеют права на четверку, у них развивается школьная фобия, страх неудачи и отказ от деятельности, в которой они могут оказаться не на максимальной высоте. Дети много болеют, дома беспорядок, а мама в это время получает очередной диплом, папа упорно смотрит телевизор и читает газеты.

Работая с семейными мифами, вначале определяют, в каких поведенческих ритуалах проявляет себя миф в данной семье, кто, с кем и как его воспроизводит. Важно понять, что провоцирует эти взаимодействия, и еще важнее – зачем нужен этот ритуал. Затем надо предложить семье другой ритуал, не поддерживающий старый миф. Например, когда муж пьет, жена отвлекает его задушевными разговорами или сексом, а когда он трезв, устраивает сцены, чтобы знал о ее страданиях. Выясняется, что жена играет роль «Спасительницы». Ей предлагают другой ритуал: доброжелательно игнорировать пьяного мужа, а в период трезвости не выяснять отношений, а, наоборот, делать все возможное для сближения.

Из расширенной «дружной семьи» выделяют нуклеарную, а из последней – супружескую пару; отменяют негласный запрет на выражение негативных чувств к членам клана. Этих целей добиваются введением таких ритуалов, как семейный час, в течение которого каждый должен использовать отведенное время для высказывания своих претензий к другим, воскресный отдых родителей, который они проводят вне дома и без детей. «Выживальшикам» дают парадоксальное предписание на время вернуться в ту нищету, от которой они так старались уйти.