Депрессии

Повторю: если подростки проходят через эту стадию естественным путем, следует ожидать феномена, который можно назвать подростковой депрессией. Общество должно воспринять это как постоянную особенность, относиться к этой особенности терпимо, реагировать на нее, но не пытаться излечить. Вопрос в том, достаточно ли для этого здорово наше общество?

Осложняющим обстоятельством является то, что некоторые индивиды настолько больны (психоневроз, или депрессия, или шизофрения), что не достигают стадии эмоционального развития, которую можно назвать подростковой, или достигают ее в весьма искаженном виде. Я не включаю сюда описание тяжелых душевных заболеваний, которые начинают сказываться в этом возрасте; тем не менее один тип болезни нельзя не упомянуть, говоря о подростках. Я имею в виду подростковую преступность.

Подростки и антисоциальные тенденции

Поучительно изучать тесные связи, существующие между нормальными подростковыми трудностями и ненормальностями, которые можно назвать антисоциальными тенденциями. Разница между этими двумя тенденциями не столько в клинической картине, представленной каждым индивидом, сколько в динамике, этиологии. В основе любой антиобщественной тенденции всегда лежит депривация, лишение ребенка чего-то необходимого. Возможно, мать в самый критический период находилась в состоянии отчуждения или депрессии, или, может, распалась семья. Даже легкая депривация, если она происходит в критический момент, может вызвать серьезные последствия, потому что перенапрягает защитные механизмы. Любая антисоциальная тенденция — это вначале здоровое состояние, потом его нарушение, после чего положение никогда не возвращается к прежнему. Антисоциальный ребенок тем или иным способом, насильственно или мягко, пытается заставить мир признать долг перед ним; или старается восстановить разрушенное состояние. Таким образом, в основе антиобщественных тенденций находится депривация. Сказать, что в основе подростковости в целом лежит депривация, нельзя, но отдельные ее элементы присутствуют; они слабее, более рассеянны и не перенапрягают имеющиеся защитные механизмы. Таким образом, в группе, с которой идентифицируют себя подростки, или в совокупности изолированных индивидов, которая преобразуется в группу в ответ на внешнее давление, крайние члены действуют за всю группу. Все то, что совершают подростки: кражи, драки на ножах, разъединения и объединения, вообще все — уже содержится в динамике данной группы, даже когда она просто слушает джаз или пьет пиво. И если ничего не происходит, члены группы начинают чувствовать неуверенность в своем протесте, и однако они сами не настолько встревожены, чтобы совершить антиобщественное действие, которое вернуло бы им уверенность. Но если в группе есть один антиобщественный член или два-три готовых на антисоциальные действия, которые вызовут общественную реакцию, это заставляет остальных членов сплотиться, согласовать свои действия и поступки, позволяет им ощутить собственную реальность и временно структурирует группу. Каждый член будет верен и поддержит того, кто действует от всей группы, даже если никто из них внутренне не одобрит того, что делают эти крайние антисоциальные типы.

Я думаю, этот принцип применим и к другим видам болезней. Попытка самоубийства одного из членов очень важна для остальных. Или один из членов группы не может встать, он парализован депрессией, и на его проигрывателе всегда меланхолическая, печальная музыка; он запирается в своей комнате, и туда никто не может войти. Остальные знают, что происходит, и когда время от времени он выходит, у них начинается пирушка, которая может продолжаться всю ночь или два-три дня. Такие происшествия как бы принадлежат всей группе, причем состав группы может меняться и члены меняют группы; однако все время рядовые члены группы используют «экстремалов», чтобы ощутить собственную реальность в своей напряженной внутренней борьбе в этот депрессивный период.

Все сводится к проблеме, каким быть в подростковом возрасте. Для этого нужна немалая смелость, и некоторые пытаются ее обрести. Это совсем не значит, что взрослые должны сказать: «Смотрите, у наших дорогих детей подростковый период; мы должны с этим смириться, и пусть разбивают нам окна». Дело совсем не в этом. Дело в том, что нам бросают вызов. И мы отвечаем на него, как положено взрослым. Но мы принимаем вызов, не намереваясь излечить то, что в своей основе здорово.

Самый большой вызов подростки бросают тем из нас, у кого не было настоящей подростковости. Мы негодуем, что у них есть свой период подростковой депрессии, и это заставляет нас искать для них решение. Существуют сотни ложных решений. Все, что мы говорим или делаем, неверно. Если мы поддерживаем, это ошибка, если не поддерживаем — тоже ошибка. Мы осмеливаемся не быть «понимающими». Но со временем мы увидим, что наши подростки, мальчики и девочки, вышли из этого трудного периода и теперь готовы идентифицироваться с обществом, с родителями, с самыми различными видами более широких групп, не испытывая угрозы лишиться личной уникальности.

11. Семья и эмоциональная зрелость

Психология, о которой я сейчас говорю, считает зрелость синонимом здоровья. Здоровый ребенок десяти лет зрел для десятилетнего ребенка; подросток — это зрелый подросток, а не преждевременно созревший взрослый. Взрослый, который здоров, зрел как взрослый, и это означает, что он прошел через все стадии незрелости, через все стадии взросления в более молодом возрасте. К зрелому взрослому его незрелость возвращается для забавы или в напряжении, или в тайном автоэротическом опыте, или в снах. Для того чтобы по справедливости оценить эту концепцию «зрелости каждого возраста», необходимо переформулировать всю теорию эмоционального развития, но я предполагаю, что читатель обладает кое-какими сведениями из динамической психологии и теории, на основе которой работает психоаналитик.

Учитывая данную концепцию зрелости, моя тема — роль семьи в обретении индивидуального здоровья. И это заставляет поставить следующий вопрос: может ли индивид достичь эмоциональной зрелости не в рамах семьи?

Если разделить динамическую психологию на два раздела, возникают два подхода к теме индивидуального развития. Во-первых, существует развитие инстинктивной жизни, прегенитальные инстинктивные функции и фантазии, на которых строится полная сексуальность — а она, как известно, достигается до начала латентного периода. Рассуждая в этом направлении, мы приходим к мысли о подростковом периоде как о времени, когда на сцене доминируют пубертатные изменения и защита от тревог, которая была создана в первые годы, появляется снова или стремится появиться в растущем индивиде. Все это очень знакомо. По контрасту я хочу по-другому взглянуть на то, посредством чего каждый индивид, начиная с почти абсолютной зависимости, становится менее зависим и постепенно обретает автономию.

Выгодней и удобней рассматривать второй путь. Если мы так поступим, то возраст ребенка, подростка и взрослого нас будет не очень занимать. А занимать будет влияние окружения, которое хорошо приспособлено к потребностям индивида в каждый данный момент. Иными словами, это та же самая тема, что и тема материнской заботы, которая меняется в соответствии с возрастом младенца, начиная с ранней его зависимости, и затем порывов младенца к независимости, его попытками ее обрести. Второй подход к жизни особенно пригоден для изучения здорового развития, а наша цель в настоящий момент как раз изучение здоровья.

Материнская забота становится родительской, оба родителя вместе принимают на себя ответственность за младенца и за отношения между младенцем и другими детьми. Больше того, родители готовы принять тот «вклад», который приносит в семью здоровый младенец. Родительская забота эволюционирует в пределах семьи, и значение слова «семья» начинает расширяться, включая бабушек и дедушек, двоюродных братьев и сестер, людей, которые становятся подобными родственникам благодаря соседству или своей особой роли, например крестные родители.

Когда мы рассматриваем этот развивающийся феномен, который начинается с материнской заботы и дозревает до настойчивого интереса к семье, какой испытывает каждый подросток, нас не может не поразить человеческая потребность во все более расширяющемся круге заботы об индивиде, а также потребность индивида в месте, где время от времени он может вносить свой вклад, когда испытывает порывы к творчеству или щедрости. И эти все расширяющиеся круги начинаются с коленей матери, ее объятий и ее озабоченности.

Я много писал об очень тонкой адаптации матери к потребностям младенца, потребностям, которые способны ежеминутно меняться. Кто, кроме матери, может понять нужды и беды младенца? Теперь я хотел бы продолжить эту тему и сказать, что только семья ребенка способна продолжить выполнение этой задачи, которое начинает мать и продолжают совместно мать и отец, задачи удовлетворения потребностей ребенка. Эти потребности включают зависимость и стремление индивида к независимости. Задача включает не только удовлетворение меняющихся потребностей индивида, но и постоянную готовность принять его посильный вклад, который является жизненно важной особенностью существования человека. В задачу входит далее способность с пониманием отнестись к вызывающему поведению, а также и к возвратам к зависимости, которые чередуются с вызывающим поведением.

Сразу же становится очевидно, что, говоря о вызывающем поведении и зависимости, я обсуждаю то, что типично для подросткового возраста и может быть хорошо наблюдаемо в этом возрасте; в сущности, это главная проблема в общении с подростками: как оказаться рядом в момент, когда подросток становится инфантильным и зависимым, все принимает как само собой разумеющееся, — и в то же время быть готовым столкнуться с вызывающим ударом, с помощью которого тот же подросток пытается установить свою личную независимость. Именно семья индивида лучше всего подготовлена к решению этой задачи, требующей от родителей одновременно терпимости и траты денег, времени и заботы. Как хорошо известно, подросток, убегающий из дома, утрачивает потребность в доме и семье.

В этом месте я хотел бы повторить: индивид в ходе эмоционального роста переходит от зависимости к независимости и в нормальном здоровом состоянии сохраняет способность переходить от одного к другому. Этот процесс осуществляется не легко и не спокойно. Осложняется он альтернативой вызывающего поведения и возвратом от такого поведения к зависимости. При вызывающем поведении индивид разрывает непосредственное окружение, то, что обеспечивало его безопасность. Чтобы этот разрыв был полезен, необходимы две вещи. Индивид должен найти более широкий круг, готовый принять его, а это по существу то же самое, что сказать: он готов вернуться к ситуации, из которой вырвался. В практическом смысле маленький ребенок нуждается в высвобождении из материнских объятий не для того, чтобы пространственно уйти дальше: он высвобождается от контроля, символом которого стали колени и объятия матери. Ребенок чуть постарше убегает из дома, но, добежав до конца заднего двора, останавливается. Садовая ограда символизирует для него сохранение прежнего круга, из которого он только что вырвался. Позже то же самое происходит со школой и в отношении других групп, которые находятся за пределами семьи. В каждом случае более широкая группа символизирует уход из дома, но одновременно и сохранение дома, из которого индивид только что вырвался — в реальности или в воображении. Когда все идет хорошо, ребенок, вопреки стремлению уйти, всегда способен вернуться домой. Мы можем описать это в терминах внутренней «экономии», в терминах организации внутренней психической реальности. Но в широком смысле успех в нахождении личного решения зависит от наличия семьи и от родительского руководства. Можно сказать по-другому: ребенку очень трудно разобраться в конфликтах лояльности без должного руководства со стороны семьи. Обычно такое понимающее руководство присутствует, потому что есть семья, есть родители, чувствующие свою ответственность и готовые принять ее на себя. В подавляющем большинстве случаев дом и семья существуют, остаются прочными и предоставляют индивиду возможности для личного развития. Удивительно большое количество людей, оглядываясь назад, может сказать, что именно семья не позволила им допустить ошибку, как мать в первые дни, недели и месяцы не оставляла их без своей заботы.

Если в семье есть другие дети, то каждый ребенок испытывает огромное облегчение, благодаря возможности разделить с кем-то свои проблемы. Это совсем другая большая тема, и здесь я хочу только сказать, что если семья полная и братья и сестры дружны, каждый индивид получает прекрасную возможность «начинать социальную жизнь». Главное в том, что в центре всегда находятся отношения с реальными матерью и отцом, и как бы это ни разделяло детей, заставляя их иной раз даже ненавидеть друг друга, в основном это же их соединяет и создает ситуацию, в которой безопасно негодовать.