С течением времени придворные чины (должности) были отделены от придворных званий, а последние перестали строго соответствовать гражданским классным чинам. Эти изменения коснулись и лейб-медиков. Постепенно эти звания стали присваивать также и тем лицам, которые не имели непосредственного отношения к медицинскому обслуживанию царя и членов его семьи, а принадлежали к высшим представителям медицинской администрации военного, военно-морского и гражданского ведомств.
На номенклатуре придворных медицинских чинов отразилось и расширение спектра медицинских специальностей. Так, если в начале XVIII в. существовало только два придворных медицинских чина — лейб-медики (терапевты) и лейб-хирурги, то в первой четверти XIX в. к ним были добавлены лейб-акушеры и лейб-окулисты, а в середине XIX века — лейб-педиатры и лейб-отиатры (специалисты по болезням уха, горла и носа). При этом сохранялась определённая иерархия — самыми главными считались лейб-медики, за ними шли лейб-хирурги, а затем — все остальные. Эта иерархия чинов сказывалась как на размере оплаты труда, так и на возможностях продвижения по службе. Например, лейб-хирург при благоприятных условиях мог получить чин лейб-медика. Что же касается других специалистов, то такого рода «подвижки» были крайне редкими.
В 1833 г. в связи с переходом лейб-медика С.Ф. Гаевского, прослужившего в этой должности более 13 лет, на научную работу было введено звание «почётный лейб-медик». В дальнейшем такие почётные придворные медицинские звания стали присуждать лицам, успешно проявившим себя на поприще медицинской науки и практики, хотя и не имеющим непосредственного отношения к придворной медицинской службе. Постепенно сложилась такая кадровая политика, когда лица, имеющие почётные придворные медицинские звания, стали при наличии вакансии получать звания штатных придворных медиков. Например, С.П. Боткину и Е.С. Боткину вначале были пожалованы звания почётных лейб-медиков, а уже потом — звания лейб-медиков.
Специально для лейб-медиков М. Мандта и Н.Ф. Здекауэра было введено высшее придворное медицинское звание — лейб-медик-консультант.
Нам не удалось обнаружить документы, регламентирующие принципы отбора кандидатов на должность лейб-медика. Очевидно, что, помимо высокого профессионального мастерства, благонадёжности и верноподданности, требовались ещё какие-то другие качества, возможно, сходные с теми, которые требовались, например, от обер-гофмейстера — придворного, ведавшего дворцовым хозяйством и руководившего придворными церемониями. В инструкции, утверждённой императрицей Анной Иоанновной в 1730 г., говорилось: «Такая персона требуется, которая б не только доброго житья и поступка была, довольное знание и искусство, но и знатность и решпект имела: верен, скрытен и истинен; и такого христианского жития и поступка был, что паче своим собственным примером, нежели наказанием ему подчинённых и прочих придворных служителей, основание полагал». Другими словами, требовались верность, умение хранить тайны и высокая христианская нравственность. Умению хранить тайны в придворной медицинской среде придавалось особое значение, поскольку сведения о состоянии здоровья руководящих деятелей страны, прогноз его на будущее могли при определённых условиях стать грозным оружием в борьбе за власть. Нужно сказать, что лейб-медики в полной мере отвечали этому последнему требованию. Например, И.Ф. Бек, Я.В. Виллие и И.С. Роджерсон ни одним словом не обмолвились по поводу того, что они увидели в ночь на 12 марта 1801 г. в спальне императора Павла I в Михайловском замке.
Или вот свидетельство начальника канцелярии министерства Императорского двора А.А. Мосолова о Е.С. Боткине: «Боткин был известен своей сдержанностью, никому из свиты не удалось узнать от него, чем больна государыня и какому лечению следуют царица и наследник».
Какими бы ни были характерологические особенности лейб-медиков, как бы ни различались их профессиональные способности, но все они обладали одним общим свойством — они были преданными слугами царствующей фамилии. Это качество отмечалось в официальных документах, подчёркивалось в их собственных воспоминаниях и записках и в выступлениях современников. Так, при погребении лейб-медика С.П. Боткина преподаватель богословия Военно-медицинской академии А.С. Лебедев отдал особую дань его опытности, знанию и беспредельной верности почившего Престолу и Отечеству.
Примером особой преданности дому Романовых, переходящей в самопожертвование, служит судьба последнего российского лейб-медика Е.С. Боткина, который писал об императорской чете в одном из своих писем: «Своей добротой Они сделали меня рабом до конца дней моих…»
Если при первых царях из дома Романовых, следовавших примеру Великих князей московских, придворные врачи удерживались на значительной дистанции и лишь в редчайших случаях удостаивались высочайшей аудиенции, то, начиная с Петра I, они стали пользоваться полнейшим доверием и постепенно делались даже как бы членами августейшей семьи.
Так, А.А. Мосолов пишет о придворном хирурге Гирше, начавшем службу при Александре II и продержавшемся в своей должности на протяжении трёх царствований (!), несмотря на то что «его познания в области медицины не могли быть очень свежими, и свита смотрела на него слегка снисходительно, государыни очень уважали его, и он, так сказать, входил в состав царской семьи». При этом царствующие особы вынуждены были терпеть некоторые его чудачества. Например, «он курил сигары безостановочно, зажигая новую об окурок предшествующей, между тем как государыня императрица не выносила запаха сигар».
Е.А. Головин, вспоминая об С.П. Боткине, писал: «При Дворе, как и везде, он скоро приобрёл доверие и любовь и из профессора Боткина превратился в Сергея Петровича, получившего свободный доступ к царской семье и пользовавшегося её благосклонным расположением».
Этому также во многом способствовала практика «прикрепления» врачей к отдельным членам царской фамилии. Например, в 1876 г. при государе наследнике находился доктор Г.И. Гирш, при дворе Его Высочества доктор В.В. Сутугин, при Великом князе Алексее Александровиче доктор Н.Ф. Здекауэр, при Великих князьях Сергее и Павле Александровичах доктор К.К. Гартман, при Великом князе Константине Николаевиче доктор И.С. Гауровиц и при его дворе доктор В.И. Биттиг, при Великом князе Николае Николаевиче старшем доктор А.Л. Обермиллер и при его дворе доктор А.А. Таубе, при Великом князе Михаиле Николаевиче А.А. Альбанус, при его дворе доктор К.Д. Барт; при Великой княгине Марии Николаевне доктор Г.Н. Тильнер и при её дворе доктор Б.А. Фишер.
Лейб-медик Н.Ф. Здекауэр в течение 17 лет «с отменной строгостью» наблюдал за состоянием здоровья и развитием детей императора Александра II — Великими князьями Александром, Владимиром, Алексеем, Сергеем и Павлом, а с 1884-го по 1889 г. был постоянным лечащим врачом в семье Великого князя Константина Николаевича.
Придворные врачи не только ощущали постоянный груз ответственности за здоровье своих пациентов, но и находились в непрерывном тревожном ожидании всевозможных переездов, перемещений (командировок — сказали бы мы теперь). Причём, как вспоминал Д.К. Тарасов, «повеления о приготовлениях к путешествию всегда объявлялись секретно, и до самого выезда почти никогда не объявлялось, куда царь намерен ехать».
Так, лейб-окулист В.В. Лерхе в 1838 и 1842 гг. направлялся за границу для сопровождения принца Ольденбургского. В 1863 г. лейб-акушер А.Г. Шмидт был отправлен в Тифлис по случаю предстоящего разрешения от бремени Великой княгини Ольги Фёдоровны. В 1879 г., согласно желанию Великого князя Владимира Александровича и Великой княгини Марии Павловны, лейб-акушеру В.Н. Этлингеру было поручено сопровождать в предстоящую заграничную поездку Великую княгиню Марию Павловну. В 1880 г. была высочайше разрешена поездка за границу почётного, лейб-медика М.А. Лебедева для сопровождения Великой княгини Александры Петровны для поправления здоровья.
Вообще говоря, российские императоры отличались большой «охотой к перемене мест», практически непрерывно путешествуя по просторам России и зарубежным странам. И всюду их сопровождали врачи. Приведём для примера выписку из формулярного списка лейб-медика И.В. Енохина: «В 1828 г., находясь при особе Его Величества, был при осаде Браилова, при переправе через Дунай, при занятии Базарджика, при осаде Шумлы, при осаде и взятии Варны и во время плавания от Варны в Одессу на фрегате „Флора“ и на корабле „Императрица Мария“. В мае–июне 1830 г. — путешествие Его Величества в Царство Польское на сейм. С мая 1837 г. сопровождал наследника в путешествии по внутренним губерниям России, Западной Сибири до Тобольска, в города Вознесенск, Одессу, Севастополь, Южный берег Крыма, в Землю донских казаков. В мае–июне 1838 г. — Пруссия, Швеция, Дания, Германия, Австрия, Италия, Голландия и Англия. Август–октябрь 1839 г. — Бородино, западные губернии. Март 1840 г. — Пруссия, Саксония, Германия. Июль–сентябрь 1840 г. — Княжий Двор, Гомель, Киев и Варшава. Ноябрь 1843 г. — Великое герцогство Гессенское, Дармштадт. Май 1845 г. — Варшава. Август 1845 г. — осмотр войск в Елисаветграде и Чугуеве, Краков, Прага, Милан, Генуя, Палермо, Неаполь, Рим, Флоренция, Венеция, Вена, Краков. Май 1846 г. — Варшава. Май–октябрь 1847 г. — Германия, Дармшадт, Кессинген, Штутгарт, Винница, Варшава. Июль–август 1849 г. — Ревель, Рига, Вильна, Гродно, Варшава, Вена. Май 1850 г. — Варшава, август–ноябрь — на Кавказе. Август 1852 г. — Берлин, Дармштадт, Вена, на манёврах прусских и австрийских войск. Март 1853 г. — Фридрихсгам, в мае — в округа пахотных солдат Новгородской губернии, в августе–сентябре — Москва, Тула, Орёл, Полтава, Киев, Брест-Литовский, Варшава и Оломюц. Март 1854 г. — в Финляндию. 1855 г. сентябрь–ноябрь — Москва, Николаев, Крым. 1856 г. март — в Финляндию, май — Варшава, Берлин, Лифляндия, Курляндия».
Ежедневное общение со своими высокородными пациентами, а при их болезнях — круглосуточные дежурства требовали от придворных врачей большой затраты не только нравственных, но и физических сил. Об этом можно, например, судить по воспоминаниям почётного лейб-хирурга Д.К. Тарасова. 12 января 1824 г. император Александр I почувствовал сильные признаки лихорадки с жестокой головной болью, вскоре последовали тошнота и рвота. Обнаружилось рожистое воспаление левой ноги. Лечение было поручено Д.К. Тарасову. При перевязках нужно было употребить осторожное усилие и сноровку, чтобы отделить повязку без боли для больного. Тарасов успешно справился с этой задачей, и, как он пишет, «император был очень доволен моим хирургическим искусством». При этом Д.К. Тарасов «ровно 26 дней провёл безотходно во дворце при больном императоре, в первые дни даже не имея почти времени переодеваться и спал, сидя в кресле».
Служба лейб-медиков при царском дворе протекала без выходных дней и отпусков в нынешнем понимании этого слова. Обычно увольнение в отпуск производилось только по каким-нибудь веским причинам, например, по болезни, и всякий раз, конечно, только по высочайшему повелению. Так, в 1838 г. были уволены в отпуск за границу лейб-медики И.Ф. Рюль и П.И. Линдстрем. Лейб-хирург Я.Д. Добберт ездил за границу на четыре месяца в 1857 г. и на три месяца — в 1861 г., в последнем случае — с сохранением содержания и выдачей пособия на путевые издержки — 300 рублей серебром. Лейб-медик Н.Ф. Арендт был уволен в 1840 г. в отпуск за границу для излечения болезни на четыре месяца.
Пользуясь привилегиями своей профессии, лейб-медики становились свидетелями и участниками самых интимных сторон жизни монархов. На их глазах проходила та сторона жизни царской семьи, которая была скрыта от посторонних глаз этикетом. Для врачей не было тайной проявление обыкновенных человеческих переживаний, страданий и болезней, при общении с ними членам царской семьи не было нужды надевать личину светскости, одним словом, это были люди с их радостями и горем, с их достоинствами и недостатками. Этими своими привилегиями придворные врачи пользовались подчас весьма энергично, сурово вмешиваясь даже в личную жизнь августейших супругов. Следует иметь в виду, что в прошедшие времена многие болезненные проявления напрямую связывались с половыми отношениями, не говоря уж об излишествах.
Вот как описывает подобную ситуацию писатель-историк Н. Энгельгардт: «28 января 1798 г. рождение Великого князя Михаила положило начало роковому отчуждению императора (Павла I. — Б.Н.) от державной его супруги. Беременность государыни и разрешение её сопровождались чрезвычайно опасными предуведомлениями. Полагали, что причиной была привычка Марии Фёдоровны затягиваться при интересном положении для сохранения стройности талии. Но корсет будто бы отзывался гибельно на её организме. Хотя течение последней беременности государыни не показывало чего-либо особенного, как во время девяти предыдущих, однако приглашён был акушер из Гёттингена; учёный профессор заявил, что основания его науки и правила его искусства несомнительно его удостоверяют, что при дальнейшем супружеском сожительстве и плодовитости императрицы следующая беременность грозит ей смертью. Император с ужасом выслушал заключение профессора, предъявленное им на латинском языке, и объявил, что жизнь императрицы для него бесконечно драгоценна, долг любви заставляет поэтому внять голосу науки, принимая к тому же во внимание, что Небо послало ему многочисленное потомство и с этой стороны государство обеспечено. (Заметим в скобках, что императору тем легче было сделать это заявление, что у него как раз намечался роман с молоденькой Лопухиной, в замужестве княгиней Гагариной. — Б.Н.). Императрица, преданная супружеским обязанностям, как все добродетельные женщины, проявила отвращение к сему решению и назвала немецкого профессора невеждой и наглецом. Тем не менее профессор возвратился в отечество, осыпанный золотом и подарками, а с этого самого дня император стал почивать в особой спальне».
